Дж.Р.Р.ТОЛКИЕН
ХОББИТ, ИЛИ ТУДА И ОБРАТНО
1. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ
Жил-был в норе под землей хоббит. Не в какой-то там мерзкой грязной
сырой норе, где со всех сторон торчат хвосты червей и противно пахнет
плесенью, но и не в сухой песчаной голой норе, где не на что сесть и
нечего съесть. Нет, нора была хоббичья, а значит - благоустроенная.
Она начиналась идеально круглой, как иллюминатор, дверью, выкрашенной
зеленой краской, с сияющей медной ручкой точно посередине. Дверь
отворялась внутрь, в длинный коридор, похожий на железнодорожный туннель,
но туннель без гари и без дыма и тоже очень благоустроенный: стены там
были обшиты панелями, пол выложен плитками и устлан ковром, вдоль стен
стояли полированные стулья, и всюду были прибиты крючочки для шляп и
пальто, так как хоббит любил гостей. Туннель вился все дальше и дальше и
заходил довольно глубоко, но не в самую глубину Холма, как его именовали
жители на много миль в окружности. По обеим сторонам туннеля шли двери -
много-много круглых дверей. Хоббит не признавал восхождений по лестницам:
спальни, ванные, погреба, кладовые (целая куча кладовых), гардеробные
(хоббит отвел несколько комнат под хранение одежды), кухни, столовые
располагались в одном этаже и, более того, в одном и том же коридоре.
Лучшие комнаты находились по левую руку, и только в них имелись окна -
глубоко сидящие круглые окошечки с видом на сад и на дальние луга,
спускавшиеся к реке.
Наш хоббит был весьма состоятельным хоббитом по фамилии Бэггинс.
Бэггинсы проживали в окрестностях Холма с незапамятных времен и считались
очень почтенным семейством не только потому, что были богаты, но и потому,
что с ними никогда и ничего не приключалось и они не позволяли себе ничего
неожиданного: всегда можно было угадать заранее, не спрашивая, что именно
скажет тот или иной Бэггинс по тому или иному поводу. Но мы вам поведаем
историю о том, как одного из Бэггинсов втянули-таки в приключения и, к
собственному удивлению, он начал говорить самые неожиданные вещи и
совершать самые неожиданные поступки. Может быть, он и потерял уважение
соседей, но зато приобрел... впрочем, увидите сами, приобрел он в конце
концов или нет.
Матушка нашего хоббита... кстати, кто такой хоббит? Пожалуй, стоит
рассказать о хоббитах подробнее, так как в наше время они стали редкостью
и сторонятся Высокого Народа, как они называют нас, людей. Сами они
низкорослый народец, примерно в половину нашего роста и пониже бородатых
гномов. Бороды у хоббитов нет. Волшебного в них тоже, в общем-то, ничего
нет, если не считать волшебным умение быстро и бесшумно исчезать в тех
случаях, когда всякие бестолковые, неуклюжие верзилы, вроде нас с вами, с
шумом и треском ломятся, как слоны. У хоббитов толстенькое брюшко;
одеваются они ярко, преимущественно в зеленое и желтое; башмаков не носят,
потому что на ногах у них от природы жесткие кожаные подошвы и густой
теплый бурый мех, как и на голове. Только на голове он курчавится. У
хоббитов длинные ловкие темные пальцы на руках, добродушные лица; смеются
они густым утробным смехом (особенно после обеда, а обедают они, как
правило дважды в день, если получится).
Теперь вы знаете достаточно, и можно продолжать. Как я уже сказал,
матушка нашего хоббита, то есть Бильбо Бэггинса, была легендарная
Белладонна Тук, одна из трех достопамятных дочерей Старого Тука, главы
хоббитов, живших По Ту Сторону Реки, то есть речушки, протекавшей у
подножия Холма. Поговаривали, будто давным-давно кто-то из Туков взял себе
жену из эльфов. Глупости, конечно, но и до сих пор во всех Туках и в самом
деле проскальзывало что-то не совсем хоббитовское: время от времени
кто-нибудь из клана Туков пускался на поиски приключений. Он исчезал
вполне деликатно, и семья старалась замять это дело. Но факт остается
фактом: Туки считались не столь почтенным родом, как Бэггинсы, хотя, вне
всякого сомнения, были богаче.
Нельзя, правда, сказать, что после того как Белладонна Тук вышла
замуж за мистера Банго Бэггинса, она когда-нибудь пускалась на поиски
приключений. Банго, отец героя нашей повести, выстроил для нее (и отчасти
на ее деньги) роскошную хоббичью нору, роскошней которой не было ни Под
Холмом, ни За Холмом, ни По Ту Сторону Реки, и жили они там до конца своих
дней. И все же вполне вероятно, что Бильбо, ее единственный сын, по виду и
всем повадкам точная копия своего солидного благопристойного папаши,
получил от Туков в наследство какую-то странность, которая только ждала
случая себя проявить. Такой случай не подворачивался долго, так что Бильбо
Бэггинс успел стать взрослым хоббитом, лет этак около пятидесяти; он
жил-поживал в прекрасной хоббичьей норе, построенной отцом, в той самой,
которую я так подробно описал в начале главы, и казалось, он никуда уже не
двинется с места.
Но случилось так, что однажды в тиши утра, в те далекие времена,
когда в мире было гораздо меньше шума и больше зелени, а хоббиты были
многочисленны и благоденствовали, Бильбо Бэггинс стоял после завтрака в
дверях и курил свою деревянную трубку, такую длинную, что она почти
касалась его мохнатых ног (кстати, аккуратно причесанных щеткой). И как
раз в это время мимо проходил Гэндальф.
Гэндальф! Если вы слыхали хотя бы четверть того, что слыхал про него
я, а я слыхал лишь малую толику того, что о нем рассказывают, то вы были
бы подготовлены к любой самой невероятной истории. Истории и приключения
вырастали как грибы всюду, где бы он ни появлялся. Он не бывал в этих
краях уже давным-давно, собственно говоря, с того дня, как умер его друг
Старый Тук, и хоббиты уже успели забыть, каков Гэндальф с виду. Он
отсутствовал по своим делам с той поры, когда все они были еще
хоббитятами.
Так что в то утро ничего не подозревавший Бильбо просто увидел
какого-то старика с посохом. На старике была высокая островерхая синяя
шляпа, длинный серый плащ, серебристый шарф, громадные черные сапоги, и
еще у него была длинная, ниже пояса, белая борода.
- Доброе утро! - произнес Бильбо, желая сказать именно то, что утро
доброе: солнце ярко сияло и трава зеленела. Но Гэндальф метнул на него
острый взгляд из-под густых косматых бровей.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил он. - Просто желаете мне
доброго утра? Или утверждаете, что утро сегодня доброе - неважно, что я о
нем думаю? Или имеете в виду, что нынешним утром все должны быть добрыми?
- И то, и другое, и третье, - ответил Бильбо. - И еще - что в такое
дивное утро отлично выкурить трубочку на воздухе. Если у вас есть трубка,
присаживайтесь, отведайте моего табачку! Торопиться некуда, целый день
впереди!
И Бильбо уселся на скамеечку возле двери, скрестил ноги и выпустил
красивое серое колечко дыма; оно поднялось вверх и поплыло вдаль над
Холмом.
- Прелестно! - сказал Гэндальф. - Но мне сегодня некогда пускать
колечки. Я ищу участника приключения, которое я нынче устраиваю, но не
так-то легко его найти.
- Еще бы, в наших-то краях! Мы простой мирный народ, приключений не
жалуем. Бр-р, от них одно беспокойство и неприятности! Еще, чего доброго,
пообедать из-за них опоздаешь! Не понимаю, что в них находят хорошего, -
сказал наш мистер Бэггинс и, заложив большой палец за подтяжку, опять
выпустил колечко, еще более роскошное. Затем достал из ящика утреннюю
почту и начал читать, притворяясь, будто забыл о старике. Он решил, что
тот не внушает доверия, и надеялся, что старик пойдет своей дорогой. Но
тот и не думал уходить. Он стоял, опершись на посох, и, не говоря ни
слова, глядел на хоббита так долго, что Бильбо совсем смутился и даже
немного рассердился.
- Доброго утра вам! - произнес он наконец. - Мы тут в приключениях не
нуждаемся, благодарствуйте! Поищите компаньонов За Холмом или По Ту
Сторону Реки.
Он хотел дать понять, что разговор окончен.
- Для чего только не служит вам "доброе утро", - сказал Гэндальф. -
Вот теперь оно означает, что мне пора убираться.
- Что вы, что вы, милейший сэр! Позвольте... кажется, я не имею чести
знать ваше имя...
- Имеете, имеете, милейший сэр, а я знаю ваше, мистер Бильбо Бэггинс,
и вы мое, хотя и не помните, что это я и есть. Я - Гэндальф, а Гэндальф -
это я! Подумать, до чего я дожил: сын Белладонны Тук отделывается от меня
своим "добрым утром", как будто я пуговицами вразнос торгую!
- Гэндальф! Боже милостивый, Гэндальф! Неужели вы тот самый
странствующий волшебник, который подарил Старому Туку пару волшебных
бриллиантовых запонок, - они еще застегивались сами, а расстегивались
только по приказу? Тот, кто рассказывал на дружеских пирушках такие дивные
истории про драконов и гоблинов <в английском фольклоре - существа,
похожие на людей, но безобразные, злобные, живут в пещерах, подземных
туннелях>, про великанов и спасенных принцесс и везучих сыновей бедных
вдов? Тот самый, который устраивал такие неподражаемые фейерверки? Я их
помню! Старый Тук любил затевать их в канун Иванова дня <как и в старой
России, праздник середины лета, 24 июня>. Какое великолепие! Они взлетали
кверху, точно гигантские огненные лилии, и львиный зев, и золотой дождь, и
держались весь вечер в сумеречном небе!
Вы, вероятно, уже заметили, что мистер Бэггинс был вовсе не так уж
прозаичен, как ему хотелось, а также, что он был большим любителем цветов.
- Бог мой! - продолжал он. - Неужели вы тот самый Гэндальф, по чьей
милости столько тихих юношей и девушек пропали невесть куда, отправившись
на поиски приключений? Любых - от лазанья по деревьям до визитов к эльфам.
Они даже уплывали на кораблях к чужим берегам! Бог ты мой, до чего тогда
было инте... я хочу сказать, умели вы тогда перевернуть все вверх дном в
наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы еще... трудитесь.
- А что же мне делать? - спросил волшебник. - Ну вот, все-таки
приятно, что вы кое-что обо мне помните. Во всяком случае, вспоминаете мои
фейерверки. Значит, вы не совсем безнадежны. Поэтому ради вашего дедушки и
ради бедной Белладонны я дарую вам то, что вы у меня просили.
- Прошу прощения, я ничего у вас не просил!
- Нет, просили. И вот сейчас уже второй раз - моего прощения. Я его
даю. И пойду еще дальше: я пошлю вас участвовать в моем приключении. Меня
это развлечет, а вам будет полезно, а возможно, и выгодно, если доберетесь
до конца.
- Извините! Мне что-то не хочется, спасибо, как-нибудь в другой раз.
Всего хорошего! Пожалуйста, заходите ко мне на чашку чая в любой день!
Скажем, завтра? Приходите завтра! До свиданья!
И с этими словами хоббит повернулся, юркнул в круглую зеленую дверку
и поскорее захлопнул ее за собой, стараясь в то же время хлопнуть не
слишком громко, чтобы не вышло грубо, - все-таки волшебник есть волшебник.
- Чего ради я пригласил его на чай? - спросил он себя, направляясь в
кладовку. Бильбо, правда, совсем недавно позавтракал, но после такого
волнующего разговора не мешало подкрепиться парочкой кексов и глоточком
чего-нибудь этакого.
А Гэндальф долго еще стоял за дверью и тихонько покатывался со смеху.
Потом подошел поближе и острием посоха нацарапал на красивой зеленой двери
некий странный знак. Затем он зашагал прочь, а в это время Бильбо как раз
доедал второй кекс и размышлял о том, как ловко он увернулся от
приключений.
На другой день он, в общем-то, забыл про Гэндальфа. У него была
неважная память, и ему приходилось делать заметки в особой гостевой
книжечке, например: "Гэндальф, чай, среда". Но накануне он так
разволновался, что ничего не записал.
Как раз когда он собирался пить чай, кто-то с силой дернул дверной
колокольчик, и тут Бильбо все вспомнил! Он сначала бросился в кухню
поставил на огонь чайник, достал еще одну чашку с блюдечком, положил на
блюдо еще пару кексов и тогда уж побежал к двери.
Только он хотел сказать: "Извините, что заставил вас ждать!", как
вдруг увидел, что перед ним вовсе не Гэндальф, а какой-то гном с синей
бородой, заткнутой за золотой кушак; блестящие глаза его так и сверкали
из-под темно-зеленого капюшона. Едва дверь отворилась, он шмыгнул внутрь,
как будто его только и ждали. Потом повесил плащ с капюшоном на ближайший
крючок и с низким поклоном произнес:
- Двалин, к вашим услугам.
- Бильбо Бэггинс - к вашим! - ответил хоббит, который от удивления
даже не нашелся что спросить. Когда молчать дольше стало уже неловко, он
добавил:
- Я как раз собирался пить чай, не присоединитесь ли вы ко мне?
Прозвучало это, быть может, несколько натянуто, но он старался
проявить радушие. А как бы поступили вы, если бы незнакомый гном явился к
вам домой и безо всяких объяснений повесил у вас в прихожей плащ, будто
так и надо?
За столом они просидели не долго. Собственно, они только успели
добраться до третьего кекса, как снова раздался звонок в дверь, еще более
громкий, чем раньше.
- Извините! - сказал хоббит и побежал открывать.
"Вот наконец и вы!" - так собирался он встретить Гэндальфа на сей
раз. Но это опять оказался не Гэндальф. За дверью стоял старый-престарый
гном с белой бородой и в красном капюшоне. Он тоже прошмыгнул внутрь, едва
отворилась дверь, как будто его кто-то приглашал.
- Я вижу, наши собираются, - сказал он, заметив на вешалке зеленый
капюшон Двалина. Он повесил рядышком свой красный капюшон и, прижав руку к
груди, сказал:
- Балин, к вашим услугам.
- Благодарю вас! - ответил Бильбо в совершеннейшем изумлении.
Ответил он, конечно, невпопад, но уж очень его выбили из колеи слова
"наши собираются". Гостей он любил, но он любил знакомых гостей и
предпочитал приглашать их сам. У него мелькнула страшная мысль, что кексов
может не хватить - и тогда ему самому (а он знал свой долг хозяина и
собирался выполнить его, чего бы ему это ни стоило) придется обойтись без
кексов.
- Заходите, выпейте чаю! - ухитрился он выдавить наконец, набрав
воздуху в легкие.
- Меня больше бы устроил стаканчик пивца, милостивый сэр, если это не
слишком затруднит вас, - сказал белобородый Балин. - Но не откажусь и от
кекса с изюмом, если он у вас найдется.
- Сколько угодно! - к собственному удивлению ответил Бильбо и,
опять-таки к своему удивлению, побежал бегом в погреб, нацедил пинту пива,
оттуда - в кладовую, прихватил там два превосходных круглых кекса с
изюмом, которые испек для себя "на после ужина", и примчался назад.
В столовой Балин и Двалин сидели за столом и беседовали, как старые
друзья (они на самом деле были братья). Бильбо только успел поставить на
стол кувшин с пивом и кексы, как тут же прогремел колокольчик - раз и еще
раз!
"Ну, уж теперь наверняка Гэндальф", - подумал Бильбо, с пыхтением
спеша по коридору. Как бы не так! Явились еще два гнома, оба в синих
капюшонах, серебряных кушаках и с желтыми бородами. Оба несли по мешку с
рабочими инструментами и по лопате. Они тоже проворно шмыгнули в
приотворенную дверь - и Бильбо больше не удивлялся.
- Чем могу служить, любезнейшие гномы? - спросил он.
- Кили, к вашим услугам! - сказал один.
- И Фили тоже! - добавил другой.
И оба они сорвали с головы свои синие капюшоны и низко поклонились.
- К вашим услугам и к услугам ваших родственников! - ответил Бильбо,
вспомнив на этот раз о хороших манерах.
- Я вижу, Двалин и Балин уже тут, - сказал Кили. - Присоединимся к
честной компании!
"Компания! - подумал мистер Бильбо. - Что-то не нравится мне это
слово. Присяду-ка я на минутку, соберусь с мыслями и глотну чайку".
Едва он успел примоститься в уголке и отпить один глоток - а четверо
гномов между тем расселись вокруг стола и вели разговор про рудники и
золото, про злобных гоблинов и про безобразия драконов и много еще про
что, чего он не понял, да и не хотел понимать, так как все это отдавало
приключениями, - как вдруг - дзинь-дзинь-дзинь-дзинь! - колокольчик
зазвонил снова, да так громко, будто какой-то шалун-хоббитенок пытался
оторвать его.
- Еще кто-то! - сказал Бильбо, моргая.
- Еще много кто, судя по звонку, - заметил Фили. - Да мы их видели -
за нами следом шли четверо.
Бедняга хоббит рухнул на стул в прихожей, обхватил голову руками и
принялся размышлять: что произошло, что еще произойдет и неужели они все
останутся ужинать?!
Тут звонок дернули пуще прежнего, и Бильбо бросился к дверям. Едва он
повернул ручку, как - нате вам! - гости уже в прихожей, кланяются и
повторяют по очереди "к вашим услугам". Гномов было уже не четверо, а
пятеро. Пока Бильбо предавался размышлениям, подоспел еще один. Звали их
Дори, Нори, Ори, Ойн и Глойн. И вскоре два фиолетовых, серый, коричневый и
белый капюшоны висели на крючочках, а гномы прошествовали в столовую,
засунув свои широкие ладошки за серебряные и золотые кушаки. В столовой
теперь и впрямь набралась целая компания. Одни требовали эля, другие -
портера, кто-то - кофе, и все без исключения - кексов, так что хоббит
совсем сбился с ног.
Только на огонь был поставлен большой кофейник, только гномы,
покончив с кексами, перешли на ячменные лепешки с маслом, как вдруг
раздался... не звонок, а громкий стук. Целый град ударов обрушился на
красивую зеленую дверь Бильбо Бэггинса. Кто-то молотил по ней палкой!
Бильбо опрометью бросился по коридору, очень сердитый и совершенно
задерганный и затормошенный, - такого несуразного чаепития в его жизни еще
не бывало! Он рванул дверь на себя - и все стоявшие за ней попадали вперед
друг на друга. Еще гномы, целых четверо! А позади них, опершись на посох,
стоял Гэндальф и хохотал. Он измолотил прекрасную дверь самым безжалостным
образом, но при этом исчезла и тайная метка, которую он начертил накануне
утром.
- Спокойнее, спокойнее! - сказал он. - Как это не похоже на вас,
Бильбо, - заставлять друзей ждать у порога, а потом взять да как
распахнуть дверь - трах-тарарах! Позвольте мне представить: Бифур, Бофур,
Бомбур и, обратите особое внимание, Торин!
- К вашим услугам! - сказали Бифур, Бофур, Бомбур, став рядком. Потом
они повесили два желтых капюшона, один бледно-зеленый и один
небесно-голубой с длинной серебряной кистью, который принадлежал Торину.
Торин был неимоверно важный гном, не кто иной, как сам знаменитый Торин
Оукеншильд, и он был ужасно недоволен тем, что ему пришлось растянуться на
пороге, да еще Бифур, Бофур и Бомбур навалились сверху, а Бомбур, надо
сказать, был невероятно толстый и тяжелый. Поэтому Торин держался сперва
очень высокомерно и никаких услуг не предлагал, но бедный мистер Бэггинс
так рассыпался в извинениях, что Торин наконец пробормотал: "Не будем об
этом говорить", - и перестал хмуриться.
- Ну вот мы и в сборе, - сказал Гэндальф, окинув взглядом висевшие на
стенке тринадцать капюшонов - лучших отстежных капюшонов для хождения в
гости - и свою собственную шляпу. - Превеселое общество! Надеюсь,
опоздавшим тоже найдется что-нибудь поесть и выпить? Что у вас? Чай?
Благодарю покорно! Мне, пожалуй, красного винца.
- Мне тоже, - сказал Торин.
- Хорошо бы еще крыжовенного варенья и яблочного пирога, - вставил
Бифур.
- И пирожков с мясом, и сыра, - дополнил Бофур.
- И пирога со свининой, и салата, - добавил Бомбур.
- И побольше кексов, и эля, и кофе, если не трудно! - закричали
остальные гномы из столовой.
- Да подкиньте несколько яиц, будьте так добры! - крикнул Гэндальф
вдогонку хоббиту, когда тот поплелся в кладовку. - И захватите холодную
курицу и маринованных огурчиков!
"Можно подумать, что он не хуже моего знает, какие у меня припасы в
доме!" - пробормотал мистер Бэггинс, который решительно потерял голову и
начал опасаться, не свалилось ли на него нежданно-негаданно самое что ни
на есть скверное приключение. К тому времени, как он собрал все бутылки и
кушанья, все ножи, вилки, стаканы, тарелки и ложки и нагромоздил все это
на большие подносы, он совсем упарился, побагровел и разозлился.
- Чтоб им объесться и обпиться, этим гномам! - сказал он вслух. - Нет
чтобы помочь!
И гляди-ка! Балин и Двалин, тут как тут, стоят в дверях кухни, а за
ними Фили и Кили, и не успел Бильбо слова вымолвить, как они подхватили
подносы и два небольших столика, вихрем унесли их в столовую и заново
накрыли на всю компанию.
Гэндальф сел во главе стола, остальные тринадцать гномов разместились
вокруг, а Бильбо, присев на скамеечку у камина, грыз сухарик (аппетит у
него совсем улетучился) и пытался делать вид, будто ничего особенного не
происходит и с приключениями все это ничего общего не имеет. Гномы все ели
и ели, говорили и говорили, а время шло. Наконец они отодвинулись от
стола, и Бильбо сделал движение вперед, порываясь убрать тарелки и
стаканы.
- Надеюсь, вы не уйдете до ужина? - спросил он вежливо самым своим
ненастойчивым тоном.
- Ни в коем случае! - ответил Торин. - Мы и после ужина не уйдем.
Разговор предстоит долгий. Но сперва мы еще помузицируем. За уборку!
И двенадцать гномов (Торин был слишком важной персоной, он остался
разговаривать с Гэндальфом) живо вскочили со своих мест и мигом сложили
одна на другую грязные тарелки, а на них все, что еще было на столе. Потом
они двинулись в кухню, и каждый держал на вытянутой руке целую башню
тарелок, увенчанную бутылкой, а бедняга хоббит бежал следом и буквально
верещал от испуга:
- Пожалуйста, осторожней! Не беспокойтесь, пожалуйста, я сам!
Но гномы в ответ грянули песню:
Бейте тарелки, бейте розетки!
Вилки тупите, гните ножи!
Об пол бутылки! В печку салфетки!
Будет порядок - только скажи!
Рвите на части скатерти, гости!
Лейте на стулья жир от котлет!
Корки и кости под ноги бросьте!
Мажьте горчицей ценный паркет!
Чашки и рюмки - в чан с кипятком!
Ломом железным поворошите,
Выньте, откиньте и обсушите -
И на помойку все целиком!
Кто там без дела? Стыд и позор!
Эй, осторожно, хрупкий фарфор!
Ничего подобного они, естественно, не натворили, а, наоборот, все
вымыли и прибрали в мгновение ока, пока хоббит вертелся посреди кухни,
стараясь за ними уследить. Потом все вернулись в столовую и увидели, что
Торин сидит, положив ноги на решетку камина, и курит трубку. Он выпускал
невиданной величины кольца и приказывал им, куда лететь: то в трубу, то на
часы на каминной полочке, то под стол, то к потолку, где они начинали
описывать круги. Но куда бы не летело кольцо Торина, Гэндальф оказывался
проворнее. Пуф! - он посылал колечко поменьше из своей короткой глиняной
трубки, и оно проскальзывало сквозь каждое кольцо Торина. После этого
колечко Гэндальфа делалось зеленым, возвращалось к нему и парило у него
над головой. Таких колечек набралось уже целое облако, и в полумраке
комнаты вид у Гэндальфа был таинственный и по-настоящему колдовской.
Бильбо стоял и любовался; он и сам любил пускать колечки и теперь краснел
от стыда, вспоминая, как накануне утром гордился своими колечками, которые
ветер уносил за Холм
- А теперь перейдем к музыке! - сказал Торин. - Несите инструменты!
Кили и Фили побежали и принесли скрипочки; Дори, Нори и Ори достали
откуда-то из-за пазухи флейты; Бомбур притащил из прихожей барабан; Бифур
и Бофур тоже вышли и вернулись с кларнетами, которые они, раздеваясь,
оставили среди тростей; Двалин и Балин одновременно сказали: "Извините, но
я забыл мой инструмент на крыльце!"
- Захватите и мой! - сказал Торин.
Они приволокли две виолы ростом с себя и арфу Торина, закутанную в
зеленую материю: арфа была золотая и красивая; и когда Торин ударил по
струнам, все заиграли тоже, полилась такая неожиданная, такая сладостная,
мелодичная музыка, что Бильбо позабыл обо всем и унесся душой в неведомые
края, туда, где в небе стояла чужая луна - далеко По Ту Сторону Реки и
совсем далеко от хоббичьей норки Под Холмом. Через окошечко в склоне Холма
в комнату проникла темнота, огонь в камине (стоял еще апрель) начал
гаснуть, а они все играли и играли, и тень от бороды Гэндальфа качалась на
стене.
Тьма заполнила комнату, камин потух, и тени пропали, а гномы
продолжали играть. И вдруг, сперва один, потом другой, глухо запели
таинственную песню гномов, что пелась в таинственной глуши их древних
жилищ. Вот отрывок из их песни, если только слова без музыки могут быть
похожи на песню:
За синие горы, за белый туман
В пещеры и норы уйдет караван;
За быстрые воды уйдем до восхода
За кладом старинным из сказочных стран.
Волшебники-гномы! В минувшие дни
Искусно металлы ковали они;
Сапфиры, алмазы, рубины, топазы
Хранили они и гранили они.
На эльфа-соседа, царя, богача
Трудились они, молотками стуча;
И солнечным бликом в усердье великом
Украсить могли рукоятку меча.
На звонкие цепи, не толще струны,
Нанизывать звезды могли с вышины;
В свои ожерелья в порыве веселья
Вплетали лучи бледноликой луны.
И пили они что твои короли
И звонкие арфы себе завели;
Протяжно и ново для уха людского
Звучало их пенье в глубинах земли.
Шумели деревья на склоне крутом,
И ветры стонали во мраке ночном;
Багровое пламя взвилось над горами -
И вспыхнули сосны смолистым огнем.
Тогда колокольный послышался звон,
Разверзлась земля, почернел небосклон.
Где было жилище - теперь пепелище:
Не ведал пощады свирепый дракон.
И гномы, боясь наказанья с небес,
Уже не надеясь на силу чудес,
Укрылись в богатых подземных палатах -
И след их сокровищ навеки исчез.
За синие горы, где мрак и снега,
Куда не ступала людская нога,
За быстрые воды уйдем до восхода,
Чтоб золото наше отнять у врага.
И, слушая их пение, хоббит почувствовал, как в нем рождается любовь к
прекрасным вещам, сотворенным посредством магии или искусными умелыми
руками, - любовь яростная и ревнивая, влечение, живущее в сердцах всех
гномов. И в нем проснулось что-то туковское, ему захотелось видеть
громадные горы, слышать шум сосен и водопадов, разведывать пещеры, носить
меч вместо трости.
Он выглянул в окно. На черном небе поверх деревьев высыпали звезды.
Он подумал о драгоценностях гномов, сверкающих в темных пещерах. Внезапно
за лесом За Рекой взметнулось пламя (наверное, кто-то разжег костер), и
Бильбо представилось, как мародеры-драконы водворяются на его мирном Холме
и сжигают все вокруг. Он вздрогнул и сразу сделался опять обыкновенным
мистером Бэггинсом из Бэг-Энда, что Под Холмом.
Он встал, дрожа всем телом. Он колебался: то ли просто принести
лампу, то ли сделать вид, будто он идет за ней, а самому спрятаться в
погребе между пивными бочками и не вылезать, пока гномы не уйдут. Но тут
он вдруг заметил, что музыка и пение прекратились, все гномы уставились на
него и глаза их светятся во мраке.
- Куда это вы? - окликнул его Торин тоном, в котором ясно
чувствовалось, что он догадывается о намерениях Бильбо.
- Нельзя ли принести лампу? - робко спросил Бильбо.
- Нам нравится в темноте, - хором ответили гномы. - Темные дела
совершаются во тьме! До рассвета еще далеко.
- Да, да, конечно! - сказал Бильбо и сел, но впопыхах сел мимо
скамейки, прямо на каминную решетку, с грохотом повалил кочергу и совок.
- Ш-ш! - сказал Гэндальф. - Сейчас будет говорить Торин.
И Торин начал так:
- Гэндальф, гномы и мистер Бэггинс! Мы сошлись в доме нашего друга и
собрата по заговору, превосходного, дерзновенного хоббита - да не выпадет
никогда шерсть на его ногах! - воздадим должное его вину и элю!
Он перевел дух, давая хоббиту возможность сказать, как полагается,
вежливые слова, но бедный Бильбо Бэггинс воспринял сказанное совсем не как
похвалу: он шевелил губами, пытаясь опровергнуть слова "дерзновенный" и,
что еще хуже, "собрат по заговору", но так волновался, что не мог
произнести вслух ни звука. Поэтому Торин продолжал:
- Мы сошлись здесь, дабы обсудить наши планы, наши способы и
средства, наши умыслы и уловки. Очень скоро, еще до рассвета, мы тронемся
в долгий путь, в путешествие, из которого некоторые из нас, а возможно,
даже все, кроме, разумеется, нашего друга и советчика, хитроумного чародея
Гэндальфа, могут не вернуться назад. Настал торжественный миг. Наша цель,
как я полагаю, известна всем нам. Но уважаемому мистеру Бэггинсу, а может
быть, и кому-нибудь из младших гномов (я думаю, что не ошибусь, если
назову Кили и Фили) ситуация в настоящий момент может представляться
требующей некоторых разъяснений.
Таков был стиль Торина. Он ведь был важной персоной. Если его не
остановить, он продолжал бы в том же духе без конца, пока бы совсем не
запыхался, но так бы и не сообщил обществу ничего нового. Однако его самым
грубым образом прервали. Бедняга Бильбо при словах "могут не вернуться
назад" почувствовал, что к горлу у него подкатывается крик, и крик этот
наконец вырвался наружу, пронзительный, точно свисток паровоза,
вылетевшего из туннеля. Все гномы повскакивали с мест, опрокинув стол. На
конце своего волшебного посоха Гэндальф зажег голубой огонь, и в его
мерцающем свете все увидали, что несчастный хоббит стоит на коленях на
коврике перед каминов и трясется, как желе. Вдруг он плашмя хлопнулся на
пол с отчаянным воплем: "Молния убила! Молния убила!" - и долгое время от
него не могли добиться ничего другого. Гномы подняли его и перенесли в
соседнюю гостиную, с глаз долой, положили там на диван, поставили рядом
стакан вина, а сами вернулись к своим "темным делам".
- Легко возбудимый субъект, - сказал Гэндальф, когда все заняли свои
места. - Подвержен необъяснимым приступам, но один из лучших - свиреп, как
дракон, которому прищемили хвост дверью.
Если вам когда-нибудь доводилось видеть дракона, которому прищемили
хвост дверью, то вы поймете, что это чисто поэтическое преувеличение в
применении к любому хоббиту, даже к двоюродному прадеду Старого Тука по
имени Бычий Рев, который был такого гигантского (для хоббита) роста, что
мог ездить верхом на лошади. Это он когда-то как ураган налетел на армию
гоблинов из Маунт-Грэма в битве на Зеленых Полях и сшиб своей деревянной
палицей голову с плеч их короля Гольфимбуля. Голова пролетела сто метров
по воздуху и угодила прямо в кроличью нору; таким образом была выиграна
битва и одновременно игра в гольф.
Тем временем изнеженный потомок Бычьего Рева приходил в себя на
диване в гостиной. Отлежавшись и глотнув вина, он с опаской подкрался к
двери в столовую. Говорил Глойн, и вот что Бильбо услышал:
- Пф! (Или другой какой-то пренебрежительный звук вроде этого.)
Думаете, он подойдет? Легко Гэндальфу расписывать, какой он свирепый, а ну
как возбудится и заорет не вовремя - тогда дракон и все его родственники
проснутся и мы погибли! Сдается мне, его крик вызван страхом, а вовсе не
возбуждением! Право, не будь на дверях волшебного знака, я бы решил, что
мы попали не туда. Едва я увидел, как этот пузан подпрыгивает и пыхтит в
дверях, я сразу заподозрил неладное. Он больше смахивает на бакалейщика,
чем на взломщика!
Тут мистер Бэггинс нажал на ручку и вошел. Туковская порода в нем
взяла верх. Он почувствовал, что он обойдется без настоящей постели и без
завтрака, только бы его считали свирепым. Кстати, он и вправду
рассвирепел, услыхав слова "как этот пузан подпрыгивает...". Много раз
впоследствии бэггинсовская сторона его существа раскаивалась в
безрассудном поступке, и он говорил себе: "Бильбо, ты глупец, ты сам, по
доброй воле, встрял в это дело".
- Прошу прощения, - проговорил он, - я нечаянно услышал ваши слова.
Не буду делать вид, будто понимаю, о чем идет речь; особенно мне непонятно
замечание о взломщиках. Но думаю, что я правильно усвоил одно (все это он
называл "держать себя с достоинством"): вы считаете меня никуда не годным.
Хорошо, я вам докажу, на что я способен. Никаких волшебных знаков у меня
на дверях нет, ее красили всего неделю назад, и вы, разумеется, ошиблись
адресом. Как только я увидел ваши несимпатичные физиономии, я сразу
заподозрил, что вы попали не туда. Но считайте, что вы попали туда.
Скажите, что надо делать, и я постараюсь это выполнить, хотя бы мне
пришлось сражаться с кошмарными хобборотнями в Самой Крайней Пустыне. У
меня был двоюродный пра-пра-прадедушка Тук Бычий Рев, так он...
- Верно, верно, только это было давно, - прервал его Глойн. - А я
говорил про вас. И уверяю вас, на ваших дверях есть знак, как раз тот
знак, который используют - или использовали в прошлом - представители
вашей профессии. И означает он вот что: "Опытный взломщик возьмется за
хорошую работу, предпочтительно рискованную, оплата по соглашению". Можете
называть себя "кладоискатель высшей категории", если вам не по вкусу
"взломщик". Некоторые именуют себя так. Нам-то все равно. Гэндальф сообщил
нам, что один местный специалист срочно ищет работу и что собрание
назначается здесь, в среду, на пять часов.
- Как же не быть знаку, - вмешался Гэндальф. - Я сам его поставил на
дверях. И по весьма веским причинам. Вы меня просили подыскать для
экспедиции четырнадцатого, я и выбрал мистера Бэггинса. Пусть кто-нибудь
попробует сказать, что я ошибся, выбрал не того и попал не туда, и можете
отправляться втринадцатером и получать сполна все, что причитается за это
число. А не хотите - ступайте домой, копайте уголь!
Он так сердито воззрился на Глойна, что гном вжался в спинку стула, а
когда Бильбо открыл было рот, чтобы задать вопрос, Гэндальф повернулся и
кинул на него такой грозный взгляд из-под лохматых бровей, что Бильбо со
стуком захлопнул рот.
- Вот так - произнес Гэндальф. - И чтобы больше никаких споров. Я
выбрал мистера Бэггинса, и будьте довольны. Если я сказал, что он
Взломщик, - значит, он взломщик или будет взломщиком, когда понадобится.
Он далеко не так прост, как вы думаете, и совсем не так прост, как думает
он сам. Настанет время, когда вы все (если доживете) будете благодарить
меня за него. А теперь, Бильбо, мой мальчик, неси-ка лампу и прольем
немного света вот на эту вещь.
На столе, под большой лампой с красным абажуром, он расстелил обрывок
пергамента, похожий на карту.
- Это дело рук Трора, вашего деда, Торин, - сказал он в ответ на
взволнованные возгласы гномов. - Это план Горы.
- Не вижу, чем это нам поможет, - разочарованно сказал Торин, быстро
оглядев план. - Я и без того прекрасно помню Гору и ее окрестности. Я
знаю, где Кромешный Лес и где Иссохшая Пустошь, - там водились драконы.
- Тут на карте и нарисован Дракон, - сказал Балин, - но коль скоро мы
доберемся до Горы, мы и без карты его найдем.
- Есть еще одна подробность, которой вы не заметили, - возразил
волшебник, - потайной ход. Видите вот ту руну на западной стороне и руку с
вытянутым указательным пальцем над другими рунами, слева? В этом месте
есть потайной ход в Нижний Ярус.
- Когда-то он, возможно, и был потайным, - возразил Торин, - но где
уверенность, что он остался потайным до сих пор? Старый Смог живет там так
давно, что у него было время разобраться во всех ходах и выходах.
- Может, и так, но он им все равно не пользуется.
- Почему?
- Потому что ход слишком узок для него. "Пять футов двери вышиною,
пройти там трое могут в ряд", - гласят руны. В такую нору Смог не мог бы
протиснуться даже в молодые годы, а тем более теперь, когда он пожрал
столько гномов и людей из Дейла.
- А по-моему, нора очень широкая, - подал голос Бильбо (который
никогда не сталкивался с драконами, а что касается нор, был знаком только
с хоббичьими). Он опять разгорячился и увлекся происходящим, и забыл, что
лучше помалкивать. Он обожал всякие карты, у него у самого в прихожей
висела большая карта Окрестностей, где его любимые дорожки для прогулок
были помечены красными чернилами. - Не пойму, как такую огромную дверь
можно утаить от кого бы то ни было, даже если Дракон проглядел ее? -
спросил он. (Не забывайте, он был всего лишь маленький хоббит.)
- Самыми разными способами, - ответил Гэндальф. Но как утаили именно
эту дверь, мы не узнаем, пока не увидим ее своими глазами. Насколько я
могу понять из надписей на карте, дверь надежно заперта и сливается с
Горой. Обычный прием гномов, если не ошибаюсь?
- Не ошибаетесь, - подтвердил Торин.
- Кроме того, - продолжал Гэндальф, я забыл упомянуть, что к карте
приложен ключик необычной формы. Вот он! - И Гэндальф протянул Торину
серебряный ключ с длинным стержнем и с затейливой бородкой. - Берегите
его!
- Еще бы не беречь! - сказал Торин и нацепил ключик на золотую
цепочку, которая висела у него на шее и уходила под куртку. - Теперь наше
положение перестает быть таким безнадежным. До сих пор нам было не ясно, с
чего начинать. Мы думали держать путь на Восток, соблюдая осторожность и
осмотрительность, и дойти до самого Долгого Озера. Тогда-то и начались бы
неприятности...
- Не тогда, а намного раньше; уж я-то знаю, что такое путь на Восток,
- прервал Гэндальф.
- Оттуда мы могли бы двинуться вверх по Реке Быстротечной, -
продолжал Торин, пропустив слова Гэндальфа мимо ушей, - и достичь развалин
Дейла - старинного города в долине реки под сенью Горы. Правда, никому из
нас не по душе идти через Главные Ворота. Там река течет прямо под ними,
по туннелю, сквозь большой утес у Южной Оконечности Горы, и из этих же
ворот обыкновенно вылетает дракон, на мой взгляд, слишком часто, если
только он не переменил своих привычек.
- Да, там не пройти, - сказал волшебник, - если не заручиться
поддержкой какого-нибудь знаменитого Воина, а то и Сказочного Богатыря. Я
пытался кого-нибудь подыскать, но воинам нынче не до того - они сражаются
друг с другом в чужих краях, а сказочных богатырей в здешних местах раз,
два - и обчелся, если они вообще не перевелись. Мечи затупились, боевыми
топорами валят деревья, щиты употребляют вместо люлек и крышек для
кастрюль, а драконы, по счастью, за тридевять земель, и для здешних
жителей они фигуры почти что легендарные. Потому-то я и решил прибегнуть к
взлому, особенно когда вспомнил про Боковой Вход. И вот тут-то входит в
игру наш милый Бильбо Бэггинс, самой судьбой избранный Взломщик. Так что
давайте обсуждать дело дальше и выработаем план действий.
- Превосходно, - сказал Торин. - Может быть, наш многоопытный
взломщик выскажет какие-нибудь ценные мысли или предложения? - И он с
преувеличенной вежливостью поклонился Бильбо.
- Прежде всего я хотел бы услышать побольше о самом деле, - сказал
хоббит (в голове у него все перемешалось, в животе похолодело, но он, как
истинный потомок Туков, решил не отступать). - То есть про золото, и про
дракона, и про все прочее, и как золото туда попало, и чье оно, и так
далее.
- Господи помилуй! - сказал Торин. - Разве вы не видели карты? Не
слышали нашей песни? И разве не об этом мы толкуем уже много часов подряд?
- И все-таки я хочу услышать все подробно и по порядку, - упрямо
сказал Бильбо, напуская на себя деловой вид (обычно предназначавшийся для
тех, кто пытался занять у него денег) и изо всех сил стараясь казаться
умным, осмотрительным, солидным специалистом, чтобы оправдать
рекомендацию, полученную от Гэндальфа. Я также хотел бы подробнее услышать
о степени риска, о непредвиденных расходах, о том, сколько времени
отводится на все это предприятие, о вознаграждении и прочая, и прочая.
Под этим подразумевалось: "Что перепадет мне? И вернусь ли я живым?"
- Ну, хорошо, так и быть, - сказал Торин. - Много лет тому назад, во
времена моего деда Трора, нашу семью вытеснили с Дальнего Севера, и ей
пришлось перебраться со всеми своими богатствами и орудиями труда назад, к
этой самой Горе, что на карте. Гору эту некогда открыл мой давний предок
Трейн Старший, но теперь гномы из нашего рода принялись за нее всерьез:
изрыли ее вдоль и поперек, расширили жилища и мастерские, и при этом, как
я понимаю, нашли довольно много золота и массу драгоценных камней. Как бы
там ни было, они баснословно разбогатели и прославились, и дед мой стал
королем Под Горой, и его очень чтили люди, которые поначалу жили на Юге,
но постепенно расселились вверх по Реке Быстротечной до самой долины под
сенью Горы. Тогда-то они и построили веселый город Дейл. Их правители
всегда посылали за нашими кузнецами и богато вознаграждали даже наименее
искусных. Отцы отдавали нам своих сыновей в обучение и щедро платили,
особенно съестными припасами, так что мы не давали себе труда пахать,
сеять и вообще добывать пропитание. То были счастливые дни, и даже у самых
небогатых из нас водились свободные денежки и досуг для того, чтобы
изготовлять красивые вещи просто так, для собственного удовольствия. Я уж
не говорю о диковиннейших волшебных игрушках, каких в нынешнее время не
увидишь нигде на свете! Чертоги моего деда буквально ломились от
всевозможного оружия и драгоценных камней, резных изделий и кубков, а
ярмарка игрушек в Дейле считалась чудом Севера.
Все это, несомненно, и привлекло внимание дракона. Драконы, как
известно, воруют золото и драгоценности у людей, у эльфов, у гномов - где
и когда только могут - и стерегут свою добычу до конца жизни (а живут
драконы фактически вечно, если только их не убьют), но никогда не
попользуются даже самым дешевым колечком. Сами они сделать неспособны
ровно ничего, даже не могут укрепить какую-нибудь разболтавшуюся чешуйку в
своей броне. В те времена на Севере расплодилось множество драконов, а
золота, как видно, становилось все меньше, потому что гномы кто бежал на
Юг, кто погиб, и картина всеобщего разорения и опустошения приобретала все
более угрожающие размеры. Так вот, был там один особенно жадный, сильный и
отвратительный змей по имени Смог. Однажды с Севера до нас донесся гул,
похожий на гул урагана, и все сосны на Горе застонали и заскрипели под
ветром. Те гномы, кто находился под открытым небом, а не внутри Горы (на
счастье, я был в их числе), издалека увидели, как дракон, весь в пламени,
приземлился на нашей Горе. Потом он двинулся вниз, дополз до леса и поджег
его. К этому времени в Дейле звонили во все колокола и воины спешно
вооружались. Гномы бросились к Главным Воротам, но там их поджидал дракон.
Никто из них не спасся. Река закипела от жара, туман окутал Дейл, и в этом
тумане дракон напал на воинов и почти всех истребил - обычная печальная
история, в те годы, увы, нередкая. Потом дракон вернулся назад, к Горе,
прополз через Главные Ворота и очистил от жителей все улицы и переулки,
подвалы, особняки и галереи. И когда на Горе не осталось в живых ни одного
гнома, Смог забрал все сокровища себе. Наверное, он, как водится у
драконов, свалил все в кучу где-нибудь в самой дальней пещере и c тех пор
спит на захваченном золоте. По ночам он выползал через Главные Ворота,
похищал жителей Дейла и съедал их, так что Дейл постепенно пришел в
упадок, а население частью погибло, а частью разбежалось. Не знаю
доподлинно, что там творится сейчас, едва ли кто-нибудь осмеливается жить
близко к Горе, разве что у Долгого Озера.
Мы, малочисленная горстка гномов, спасшихся в тот день, - сидели в
своем убежище и оплакивали судьбу, проклиная Смога. Вдруг вошли мой отец и
дед с опаленными бородами. Они были очень мрачны и неразговорчивы. Когда я
спросил, как им удалось уцелеть, они велели мне помолчать и сказали, что в
свое время я все узнаю. Потом мы покинули эти края и, скитаясь с места на
место, зарабатывали себе на жизнь, как могли: нам случалось даже браться
за кузнечное ремесло или трудиться в угольных шахтах. Но об украденных у
нас сокровищах мы помнили все время. И даже сейчас, когда, признаюсь, мы
отложили кое-что про черный день и уже не терпим нужды (тут Торин погладил
золотую цепь, висевшую у него на шее), мы все еще полны решимости вернуть
их обратно и отомстить Смогу, если удастся.
Я часто ломал голову над тем, как спаслись отец и дед. Теперь я
понимаю, что у них был в запасе Боковой Вход, о котором никто, кроме них,
не знал. Очевидно, они и составили карту, и мне бы хотелось знать: каким
образом ее захватил Гэндальф и почему она не попала ко мне - законному
наследнику?
- Я ее не захватывал, мне ее дали, - ответил волшебник. - Ваш дед
Трор, как вы помните, был убит в рудниках Морайи царем гоблинов Азогом.
- Будь проклято его имя! - отозвался Торин.
- А Трейн, ваш отец, двадцать первого апреля - в прошлый четверг
минуло как раз сто лет с того дня - ушел неизвестно куда, и с тех пор вы
его не видели...
- Все это верно, - подтвердил Торин.
- Так вот, ваш отец перед уходом отдал мне карту и просил передать ее
вам: а что касается времени и места, которые я выбрал, чтобы вручить ее,
то моей вины тут нет, ведь чего мне стоило вас разыскать! Когда ваш отец
отдавал мне карту, он и свое-то имя позабыл, не то что ваше, так что
скажите мне спасибо! Получайте! - И он протянул бумагу Торину.
- Все равно не понимаю, - сказал Торин, и Бильбо захотелось повторить
то же самое. Объяснение и ему показалось не вполне ясным.
- Ваш дед, - медленно и сумрачно проговорил волшебник, - собираясь на
рудники Морайи, отдал карту на хранение сыну. После гибели вашего деда
отец ваш отправился попытать счастья с картой; он пережил множество всяких
злоключений, но так и не добрался до Горы. Я познакомился с ним в темницах
черного мага Некроманта; как он попал туда не знаю.
- Вы-то что там делали? - спросил Торин, содрогнувшись, и все гномы
тоже вздрогнули.
- Неважно. Интересовался кое-чем, как всегда, и, надо сказать, там
мне пришлось довольно туго. Даже я, Гэндальф, еле-еле уцелел. Я пытался
спасти вашего отца, но было уже поздно: он повредился в уме, мысли его
путались, он не помнил ни о чем, кроме карты и ключа.
- С гоблинами Морайи мы давно расквитались, - сказал Торин, - надо
будет теперь заняться Некромантом.
- Вздор! Такого врага не одолеть всем гномам, вместе взятым, даже
если бы их можно было еще собрать с четырех концов земли. Отец ваш хотел
одного: чтобы его сын разобрался в карте и употребил ключ в дело. Так что
дракон и Гора - этого вам за глаза хватит!
- Внимание! Внимание! - вырвалось у Бильбо.
- В чем дело? - спросили гномы и разом обернулись к нему, а он, не в
силах совладать с собой, воскликнул:
- Послушайте, что я скажу!
- Что такое? - спросили гномы.
- Мне кажется, вам надо пойти на Восток и на месте выяснить, что и
как. В конце концов, существует Боковой Вход, и драконы когда-нибудь да
спят, и, если посидеть у входа подольше, что-нибудь непременно придет в
голову. А потом, знаете, по-моему, на сегодня разговоров достаточно. Как
там говорится насчет рано вставать, рано в кровать и так далее? Перед
вашим уходом я накормлю вас хорошим завтраком.
- Перед нашим общим уходом, вы хотите сказать, - отозвался Торин. -
Разве не вы Главный Взломщик? И не ваше разве дело сидеть у входа, не
говоря уже о том, чтобы проникнуть внутрь? Но насчет кровати и завтрака я
с вами согласен. Перед дорогой я обычно ем яичницу из шести яиц с ветчиной
- конечно, не болтунью, а глазунью, да смотрите, чтоб глазки были целы!
После того как и остальные гномы объявили, что они желают на завтрак
(никто из них не подумал сказать хотя бы "пожалуйста", что немало обидело
Бильбо), все поднялись из-за стола. Хоббиту пришлось еще каждого устроить
на ночь; он предоставил им все гостевые комнаты, постелил на креслах и
диванах, наконец разместил всех и улегся в свою кроватку, очень усталый и
не вполне успокоенный. Единственное, что он твердо решил, - ни в коем
случае не вставать ни свет ни заря, чтобы накормить всех этих дармоедов.
Туковские настроения в нем повыветрились, и он был далеко не уверен, что
наутро отправится куда бы то ни было.
Лежа в постели, он слышал, как в соседней с ним парадной спальне
Торин напевает.
За синие горы, за белый туман
В пещеры и норы уйдет караван;
За быстрые воды уйдем до восхода
За кладом старинным из сказочных стран...
Бильбо заснул под эту песню и видел скверные сны. Когда он проснулся,
уже давно рассвело.
[назад к ежикам] [следующая глава]