04:50. Он проснулся. Как по расписанию. Свет -- мягкий, успокаивающий. Слабый гул моторов, расслабляющая мягкость кресла, сопящий сосед, укрытый пледом... Беззвучные метания теней на экране -- в голове салона. 25 тысяч футов над уровнем моря.... Он ошарашено огляделся. Комфортный бизнес-класс, огромные кресла, мягкий синтетический ковер под ногами... Голос стюардессы в динамике:
-- Наш самолет совершит посадку в аэропорт Бен-Гурион, Израиль через 35 минут... Подготовьте ваши паспорта и пристегните ремни. Благодарим вас за выбор TWA, капитан и экипаж желают вам мягкой посадки...
Он всегда считал себя человеком, не способным впадать в удивленный ступор. Видимо, он ошибался. Во всяком случае, в первые 3-4 минуты он был парализован. Обрывки беспорядочных мыслей: Паломничество ко гробу Господню... Полный бред! Черт возьми, как же меня зовут -- вспомнить бы... Интересно -- у меня в том паспорте есть израильская виза? В кармане нашелся потертый американский паспорт -- срок годности истекал еще через три года. Фрэнсис Эрл Купер. Так. С этим ясно. Еще в карманах уютного плотного спортивного пиджака нашлась записная книжка, носовой платок, зажигалка Zippo и початая пачка Lucky Strike. В заднем кармане потертых голубых джинсов отыскался старый добротный кожаный бумажник, в котором красовались права водителя -- адрес показался ему смутно знакомым -- он жил когда-то в этом городе. Правда, звали его тогда иначе. М-да. Немного денег, две кредитных карточки -- и неизбежный American Express. Ну -- никогда не выйду из дома без АМЕХ... Кажется, после такого шока, юмор возвращался первым. Сосед справа от него завозился, одевая ботинки, потом потянулся к багажной полке. Открыл ее. Рядом с новеньким чемоданом спряталась и его потертая сумка. Вопрос, как же он проснулся в этом самолете, он запретил себе задавать. Равно как и -- кто бы это мог быть -- Фрэнсис Эрл Купер... Будем считать, что у меня отшибло память... Это, разумеется, прискорбно, но агентам Скалли и Моулдеру, по крайней мере, здесь делать нечего... Вернусь домой -- разбиерусь. А пока -- надо жить. И стараться выжить. М-да. Всегда хотел посмотреть Иерусалим -- как-то не доводилось ... Вот я и говорю -- интересно бы было, говорю, посмотреть. Главное -- не забыть бы вернуться... Вот с этой-то пошлой до банальности фразой на уме он и вышел в большой переполненный суетливой восточной толпой зал -- пройдя через пограничный и таможенный контроль, и поставив штамп, сплетенный из узора незнакомых букв. AVIS, HERTZ и Enterprise как всегда мирно уживались на небольшом пятачке.
Отличающиеся только цветом униформы молодые ребята, скучавшие за перегородкой, лениво переговаривались на гортанном языке Песни Песней... Он выбрал AVIS -- всегда любил красный цвет вывесок, и через четверть часа, неизбежных формальностей, полудюжины подписей, он сидел за рулем жизнерадостной двухдверной Субару, и пытался разобраться в путеводителе. Второй раз за 4 дня запутаться в карте -- это, пожалуй, много и для меня... -подумал он и усмехнулся.
Однако, “Holiday Inn” -- стандартная, но вполне приличная гостиница средней руки, нашлась сразу. Одно только беспокоило его -- все попытки заказать номер из самолета провалились: связи с отелем не было.
-- Ничего нельзя сделать -- вы понимаете, сэр, что мы переполнены -- Рождество и Y2K одновременно. Многовато для нашей компьютерной системы. Туристов приехало вместе с паломниками раза в два больше, чем населения!!! Да еще работать нельзя -- праздники...
-- А что же мне делать?
-- Могу только порекомендовать -- быть может, что-нибудь найдется в пригороде...
И так -- в шести последовательных местах... Наконец, он признал бесполезность своих попыток, и смирился с необходимостью провести ночь в салоне машины. Странно -- но такая естественная в его прошлой -- другой, как он уже почти привык называть ее -- жизни мысль позвонить в посольство, и все уладить -- или, по крайней мере, запросить инструкции -- не казалась ему более очевидной и неизбежной...
“Таак...” -- подумал он, слегка заторможено, выискивая свободную парковку: “Здравый смысл уходит первым... Поздравляю -- вот так, кажется, сходят с ума...”
Вдалеке появился соблазнительный сквер. Вот здесь мы и заночуем -- во-от под этими развесистыми деревьями -- хорошо было бы вспомнить -- как они могут называться... Вспомнить он не успел. Вернее -- не дали. Из узкого и кривого переулочка, прямо под колеса его машины, метнулась темная фигура. В свете фар блеснула искусственная кожа дешевенького плаща, растрепанные волосы... Женщина.
Времени на размышление не было. Тормоза -- до упора. Резко отпустить -- и руль вправо. И снова -- по тормозам! Хорошо. Хорошо стоим... Распахивая дверцу, он заметил краем глаза какое-то движение -- там, в тени переулка, далеко от последнего фонаря. Тень появилась -- и сразу же пропала. Ладно. Сейчас не до того.
Женщина бессильно сидела на мокрой брусчатке, не более полуметра от него. "Повезло..." -- механически подумал он, приближаясь.
-- Вы в порядке?!
Ответом были сдавленные всхлипывания. Но, кажется, по-английски она все-таки понимала. Он подошел, опустился на корточки рядом с ней.
-- Что случилось? Как Вы себя чувствуете? Нельзя же, в самом деле, так бегать по ночам.
Все это говорилось машинально -- скорее из желания убедить себя, что все нормально. Женщина подняла голову, и огромные темные заплаканные глаза уперлись ему в лицо.
-- Вы американец??
-- Ну да. Странно, правда?
-- Помогите мне встать, пожалуйста.
-- Конечно, конечно.
Она оперлась на его руку, и тяжело поднялась. Только теперь он заметил ее неестественную полноту, и с запозданием понял, что женщина беременна -- причем, по-видимому, на последних днях. В этот момент, она сдавленно застонала сквозь сжатые зубы. Фрэнк обнял ее за плечи, и, ласково придерживая, повел к пассажирской дверце своей машины. А тень, оказывается, никуда не исчезала. Она просто изменила положение -- и выступила из переулка и вовсе это была не тень. Крупный мужчина в красной в крупную клетку плотной теплой куртке и бесформенных брюках поверх грубых ботинок, какие носят строительные рабочие. Лицо как лицо -- темное от прилившей крови, обветренное, маленькие широко расставленные глазки, спрятавшиеся под нависшими бровями Низкий лоб, недельная щетина, приплюснутый нос и сильная квадратная челюсть. Убор довершала бейсбольная кепка с эмблемой Colorado's Broncos -- "Жеребцы из Колорадо". "Земляк, стало быть...",- машинально отметил Фрэнк, открывая для женщины дверцу машины.
-- Эй ты, мистер!
-- Это вы мне?
-- Тебе, тебе. Зачем к бабе цепляешься?
Сказано было не зло -- с этаким даже легким укором, укоризной. Однако впечатление несколько смазывалось тем, что незнакомец похлопывал по ладони отполированной бейсбольной битой. При звуке его голоса женщина отчаянно вцепилась в рукав Фрэнка, и пробормотала как в горячке:
-- Помогите мне, пожалуйста, он убьет меня.
-- Садись в машину, и закрой дверь -- также шепотом сказал Фрэнк, помогая ей вместиться на сидении.
Опять привычно заныл подбородок -- верная примета -- к драке. Собственно, драки как таковой не получилось. Был резкий -- неожиданный по авторскому замыслу -- замах бейсбольной битой, поразивший то место, где полсекунды назад была голова Фрэнка. И -- короткий, точный сдвоенный удар двух ребер ладоней по почкам нападавшего. Теперь -- пяткой по ступне, коленом -- в пах, для пущей гарантии -- колено вверх, навстречу квадратной челюсти, стремящейся вниз, и завершая -- сцепленными кулаками по загривку.
"Расслабься," -- подумал он, потирая ладони, тупо занывшие от соприкосновения с твердым позвоночником бейсболиста. "Отдохни, родной -- пока полиция не подберет." Осмотрел тело, распростертое на асфальте, потрогал пульс на шее -- ничего, оклемается. Прикинул -- стоит ли добавить сверху -- но передумал. Не стоит бить лежачего без крайней необходимости. Обошел машину с другой стороны, сел за руль. Ключ -- в зажигание, так, поехали...